Report / Middle East & North Africa 06 июня 2011 9 minutes Народные протесты в Северной Африке и на Ближнем Востоке (V): осмысление происходящего в Ливии Share Facebook Twitter Email Linkedin Whatsapp Сохранить Печать Download PDF Full Report Also available in English Russian English Arabic КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ Характер кризиса современной Ливии, который уже перерос в гражданскую войну, безусловно определяется влиянием санкционированной ООН и официально возглавляемой НАТО военной интервенцией. Вмешательство НАТО очевидным образом спасло противников Каддафи от немедленного разгрома, не сумев, однако, переломить ход конфликта в их пользу. Несмотря на то, что официально озвученным основанием для вторжения послужила защита мирного населения, именно мирные жители составляют большую часть погибших, раненых и беженцев. При этом ведущие западные страны, возглавляющие кампанию НАТО, не делают тайны из того факта, что их целью является смена режима. Страна де-факто расчленена: раскол между в основном контролируемым оппозицией востоком и удерживаемым Каддафи западом, формируется через создание обособленных политических, социальных и экономических зон. В результате, продемократический сегмент общественного мнения городского населения на большей части территории западной Ливии (и в Триполи, в особенности) практически лишен возможности выражать свои интересы и оказывать влияние на расстановку политических сил. При этом, нельзя забывать о том, что затяжная военная кампания и сопутствующее отсутствие стабильности представляют стратегическую угрозу для соседних стран. Помимо крупномастштабного кризиса, вызванного огромным потоком беженцев, возникает риск инфильтрации Аль-Каиды на территории стран исламского Магриба. Группировки организации уже действуют в Алжире, Мали и Нигере. Вышеперечисленные проблемы, вместе с растущим ожесточением обеих сторон конфликта, несомненно лягут тяжким бременем на плечи любого правительства, на долю которого выпадет жребий управления страной после ухода Каддафи. Таким образом, длительность конфликта прямо пропорциональна росту вероятности того, что заявленные цели противников Каддафи не будут достигнуты. Несмотря на это, лидеры восставших и представители НАТО пока не продемонстрировали заинтересованности в разрешении конфликта путем переговоров. Настаивать – как это делалось до сих пор - на уходе Каддафи в качестве предварительного условия любой политической инициативы означает гарантированное затягивание военных действий и углубление кризиса. Вместо этого, приоритетным направлением усилий по урегулированию ситуации должно стать достижение договоренности о немедленном прекращении огня и начале переговоров о переходе к новому политическому устройству страны, которое придет на смену режиму Каддафи. В отличие от событий в Тунисе и Египте, конфронтация, начавшаяся в середине февраля между движением народного протеста и режимом Каддафи, с первых же дней приняла форму гражданской войны. Такое развитие событий не случайно и во многом связано с историей страны, главным образом - со специфическим характером государственного устройства, созданного в 1970-х гг. полковником Каддафи и его соратниками. В отличие от Ливии, Египет и Тунис существовали в качестве сложившихся государств задолго до прихода к власти президентов Мубарака (1981 г.) и Бен Али (1987 г.) соответственно. Государственные институты в этих странах существовали вне зависимости от наличия или отсутствия сильного лидера и могли безболезненно пережить его уход. В Ливии сложилась противоположная ситуация. В результате, обе стороны конфликта готовы вести борьбу не на жизнь, а на смерть. Через восемь лет после свержения монархии в 1969 г., Каддафи основал режим Джамахирии ("народовластие"), не имеющую аналогов политическую структуру, основным компонентом функционирования которой была его, Каддафи, роль политического лидера, обладающего широчайшими полномочиями. Основополагающий принцип Джамахирии - развернутый в «Зеленой Книге» Каддафи - гласит, что "представительство есть мошенничество и обман", а любая форма официального политического представительства абсолютно недопустима. В этом состояло фундаментальное отличие Ливии от ее северо-африканских соседей, которые, по крайней мере номинально, утвердили принцип политического представительства и, в той или иной форме, допустили создание – весьма рудиментарных - политических партий. Джамахирия как форма политического устройства не предусматривала создание политических партий как таковых и более того – попытка создания политической организации приравнивалась к государственной измене. Одним из следствий радикального отрицания принципа политического представительства стало отсутствие эффективных государственных институтов и любых форм гражданского общества: формирование политических кластеров на базе идеологических и политических представлений – в определенной степени присущее другим североафриканским государствам – было поставлено вне закона. Для сохранения политической базы режим, ввиду зачаточного состояния государственных институтов, был вынужден опираться на принципы клановой и племенной лояльности. На стратегические посты в структурах власти - в особенности командования пользующихся наибольшим доверием режима сил безопасности - назначались члены семьи Каддафи, представители его клана, племени или союзных племен. Одновременно, и во все возрастающей степени с конца 1980-х гг., не пользующаяся доверием Каддафи регулярная армия оставалась слабой, недоукомплектованной и плохо оснащенной. Описанные выше особенности государственного устройства позволяют понять, почему после первых же демонстраций конфликт без промедления вошел в русло гражданской войны. Требования смещения Каддафи с поста, прозвучавшие в самом начале выступлений протеста, в ливийском контексте неизбежно означали не только уход Кадаффи и смену режима, но изменение всего политического устройства. Четкое разделение между государственными структурами и институтами и действующим режимом позволило тунисской и египетской армиям сыграть амортизирующую роль нейтральных посредников в ходе конфликта между населением и президентской властью. В Ливии такого разделения не существовало. С одной стороны, мало у кого остаются сомнения в том, что дни Джамахирии сочтены и что лишь радикально иная форма государственного устройства, обеспечивающая политические и гражданские свободы, способна удовлетворить запрос большей части ливийского общества в репрезентативном, подотчетном правительстве. С другой стороны, мало у кого есть ответ на вопрос каким образом Ливия может найти выход из исторического тупика, созданного Каддафи. Восстание как таковое и последующие боевые действия характеризовались крайне низкой степенью организованности. Несмотря на то, что Временный Переходный Национальный совет (ПНС) - орган, образованный для управления контролируемой оппозицией территорией – добился определенных успехов в создании политических и военных структур на востоке страны, вероятность того, что в обозримом будущем он сможет взять на себя управление всей страной исчезающе мала. Вместе с тем, гипотезы о том, что время работает на оппозицию, что у режима скоро истощатся боеприпасы или иссякнет горючее или закончатся деньги (или о том, что на полковника, упадет случайная бомба или что он, возможно, падет жертвой дворцового переворота) суть субституция серьезной политической работы мечтами и надеждами. И несмотря на то, что надежды, вне всякого сомнения, могут оправдаться, оценка вероятности их реализации затруднена весьма дискретной оценкой рессурсов, которыми располагает Каддафи, нет причин сомневаться в том, что время работает против ливийского народа. С учетом усугубляющейся политической ситуации и растущих человеческих потерь, предположения о том, что для скорейшего падения режима достаточно поддерживать/повысить уровень военного давления, свидетельствуют о близорукой фиксации исключительно на методе эскалации военных действий и о нежелании пересматривать текущую стратегию и рассматривать альтернативы. Между тем, альтернативы необходимы. Даже в случае победы силой оружия и полной капитуляции режима, было бы крайне опрометчиво не рассматривать сценарий развития событий, в результате которого падение режима означало бы не переход к демократической форме правления, но возникновение – возможно, весьма протяженного во времени – вакуума политической власти, влекущего за собой самые тягостные политические, в том числе напрямую связанные с проблемами безопасности, последствия для соседних стран и дальнейшее обострение серьезного гуманитарного кризиса. Военные действия затягиваются, в результате чего растет количество жертв и разрушений, усугубляется раскол страны, увеличивается риск проникновения джихадистских боевиков. Нет сомнений в том, что экономические и гуманитарные условия в контролируемой режимом части Ливии также будут неизбежно ухудшаться. Соседние страны продолжать нести напрасное и несправедливое экономическое и политическое бремя. Их стабильность и безопасность будут поставлены под угрозу. Перспективы Ливии в частности и Северной Африки в целом становятся все более неблагоприятными. Существует только одна возможность развернуть этот тренд: убедить обе стороны пойти на переговоры и добиться компромисса, дающего возможность упорядоченного перехода от Джамахирии к новому политическому устройству, которое обладало бы легитимностью в глазах ливийского народа. Политический прорыв - безусловно, наилучший выход из патовой ситуации, возникшей в результате военных действий. Такой прорыв должен быть обусловлен прекращением огня, мониторинг и гарантия которого обеспечивается развертыванием миротворческих сил ООН, немедленным началом серьезных переговоров между режимом и представителями оппозиции с целью обеспечения договора по мирному переходу к новому, более легитимному политическому порядку. Также, скорее всего потребуется участие посредника(ов), признанных обеими сторонами. Одной из возможностей заключения такого договора является совместная политическая инициатива Лиги арабских государств и Африканского союза. К первой структуре более благосклонно относится оппозиция, вторую предпочитает режим Каддафи. Такая инициатива может опираться на результаты совместной работы Африканского союза и Специального Посланника ООН, Абдул-Илы аль-Хатиба. Однако, планы прорывных политических инициатив останутся на бумаге без пересмотра руководством восстания и НАТО занимаемой ими позиции. Многократно повторяемая мантра "Каддафи должен уйти" может нести различную смысловую нагрузку. С одной стороны, заявление о том, что Каддафи нет места в структурах будущего политического и государственного устройства, почти наверняка отражает мнение большинства ливийцев и внешнего мира. С другой стороны, однако, требование его немедленного ухода в качестве предварительного условия любых переговоров, включая переговоры о прекращении огня, фактически обрекает на провал все усилия по заключению такого перемирия и максимально повышает вероятность длительного вооруженного противостояния. Требования же о том, чтобы Каддафи покинул Ливию и предстал перед Международным Уголовным судом, практически гарантируют, что ливийский лидер останется в стране и будет сражаться до последней капли крови. Только незамедлительное перемирие совместимо с изначально заявленой целью интервенции НАТО, а именно - защитой мирного населения. Утверждение о том, что Каддафи не сумел обеспечить прекращение огня, обходит молчанием тот факт, что Резолюция Совета Безопасности 1973 не возлагает ответственность за прекращение огня исключительно на одну сторону, а также то, что прекращение огня подразумевает завершение военных действий обеими сторонами. Пустые сетования о том, что Каддафи нельзя доверять, абсолютно приложимы к любому лидеру любой стороны в любой гражданской войне. Создание политических условий – обеспечение, в рамках совместных дипломатических усилий, широкого международного консенсуса в поддержку немедленного, безоговорочного прекращения огня и начала серьезных переговоров – единственное реалистичное решение для выхода из сложившейся ситуации. Таким образом, незамедлительное продвижение к мирному урегулированию должно определяться несколькими принципами: Участие посредников, которым доверяют обе стороны, возможно по совместному предложению Африканского союза/Лиги арабских государств; Перемирие должно включать две фазы: во-первых, совместное заявление о прекращении огня между режимом и временным Переходным национальным советом (ПНС), с целью начала переговоров по проблемам положения линий прекращении огня, развертывания сил по поддержанию мира и поставки гуманитарной помощи; во-вторых, совместное заявление о прекращении боевых действий и заявление о начале переговоров о форме и методах перехода к новой структуре ливийского государства; Гарантия того, что в результате прекращении огня будут не только остановлены боевые действия, но также начаты политические переговоры между ПНС и режимом Каддафи; Необходимо установить четкое различие между: с одной стороны, "уходом" Каддафи как отказом последнего от политической роли и власти; с другой стороны - как предварительным условием любых последующих действий; Также, надо дать безоговорочно понять, что ни Каддафи, ни его сыновья не получат постов как в правительстве государства после падения режима Джамахирии, так и во временном правительстве, сформированном на время переходного периода; При этом, необходимо подтвердить, что все ливийцы, включая тех, кто до сих пор служил режиму Каддафи, пользуются равными гражданскими правами, включая право на политическое представительство в государстве после падения режима Джамахирии; Предоставить Каддафи альтернативу рассмотрению его дела Международным уголовным судом; и Ясно дать понять, что у любого государства, пришедшего на смену Джамахирии должны быть реальные и должным образом функционирующие институты; государство должно строиться на основе главенства закона; публично гарантировать принцип политического представительства, подразумевающего подлинный политический плюрализм. Сегодняшний конфликт есть последняя битва Джамахирии. Сроки и условия ухода полковника Каддафи в значительной мере определят, в какой степени новые структуры власти будут отвечать надеждам ливийцев на свободу и легитимное правительство. Это, в свою очередь зависит от того каким образом - и как скоро – вооруженные действия уступят место политическим переговорам, дающим возможность всем политическим субъектам Ливии, включая ливийское общественное мнение в целом, приступить к решению ключевых вопросов, связанных с определением конституционных принципов государства после падения режима Джамахирии и достигнуть соглашения об основополагающих принципах и временных институтах переходного периода. На международном сообществе лежит большая ответственность за вектор развития событий. Вместо того, чтобы, с упрямством, достойным лучшего применения, продолжать нынешнюю политику, рискуя ввергнуть страну в хаос и анархию, международное сообщество должно действовать незамедлительно и содействовать проведению переговоров о прекращении гражданской войны и созданию условий для зарождения в Ливии новых ростков политической жизни. Каир/Брюссель, 6 июня 2011 г. Download pdf to continue reading the full report Exeutive Summary The character of the Libyan crisis today arises from the complex but so far evidently indecisive impact of the UN-authorised military intervention, now formally led by NATO, in what had already become a civil war. NATO’s intervention saved the anti-Qaddafi side from immediate defeat but has not yet resolved the conflict in its favour. Although the declared rationale of this intervention was to protect civilians, civilians are figuring in large numbers as victims of the war, both as casualties and refugees, while the leading Western governments supporting NATO’s campaign make no secret of the fact that their goal is regime change. The country is de facto being partitioned, as divisions between the predominantly opposition-held east and the predominantly regime-controlled west harden into distinct political, social and economic spheres. As a result, it is virtually impossible for the pro-democracy current of urban public opinion in most of western Libya (and Tripoli in particular) to express itself and weigh in the political balance. At the same time, the prolonged military campaign and attendant instability present strategic threats to Libya’s neighbours. Besides fuelling a large-scale refugee crisis, they are raising the risk of infiltration by al-Qaeda in the Islamic Maghreb, whose networks of activists are present in Algeria, Mali and Niger. All this, together with mounting bitterness on both sides, will constitute a heavy legacy for any post-Qaddafi government. Thus the longer Libya’s military conflict persists, the more it risks undermining the anti-Qaddafi camp’s avowed objectives. Yet, to date, the latter’s leadership and their NATO supporters appear to be uninterested in resolving the conflict through negotiation. To insist, as they have done, on Qaddafi’s departure as a precondition for any political initiative is to prolong the military conflict and deepen the crisis. Instead, the priority should be to secure an immediate ceasefire and negotiations on a transition to a post-Qaddafi political order. Unlike events in neighbouring Tunisia and Egypt, the confrontation that began in mid-February between the popular protest movement and Qaddafi’s regime followed the logic of civil war from a very early stage. This owes a great deal to the country’s history and chiefly to the peculiar character of the political order Colonel Qaddafi and his associates set up in the 1970s. Whereas Egypt and Tunisia had been well-established states before Presidents Mubarak and Ben Ali came to power in 1981 and 1987 respectively, such that in both cases the state had an existence independent of their personal rule and could survive their departure, the opposite has been true of Libya. As a result, the conflict has taken on the character of a violent life-or-death struggle. Eight years after overthrowing the monarchy in 1969, Qaddafi instituted the Jamahiriya (“state of the masses”) that is very much a personal creation largely dependent on his role. A constitutive principle of the Jamahiriya is the axiom, proclaimed in Qaddafi’s Green Book, that “representation is fraud” and that no formal political representation is to be allowed. Whereas all other North African states have at least paid lip-service to the right to political representation and have permitted political parties of a kind, however unsatisfactory, in the Jamahiriya there has been none at all, and attempts to create parties have been considered treason. The consequence of this radical refusal of the principle of representation has been to stunt the development of anything approaching effective, formal institutions or civil society. Notably, the articulation of diverse ideological outlooks and currents of political opinion, which other North African states have allowed to at least some degree, has been outlawed. A corollary of this low level of institutionalisation has been the regime’s reliance on tribal solidarities to secure its power base. Strategic positions within the power structure – notably command of the security forces’ most trusted units – have been held by members of Qaddafi’s own family, clan and tribe and of other closely allied tribes. At the same time, and especially since the late 1980s, the regular armed forces have been kept weak, undermanned and under-equipped, the object of mistrust. These various features of the political order help explain why the logic of civil war set in so quickly after the first demonstrations. The protest movement’s early demand that Qaddafi leave unavoidably implied not simply his departure and regime change, but rather the overthrow or collapse of the entire order that he established. The distinction between the state on the one hand and the regime on the other, which was crucial to enabling the Tunisian and Egyptian armies to act as neutral buffers and mediators in the conflict between people and presidency, was impossible to make. There can be no doubt that the Jamahiriya is moribund and that only a very different form of state – one that allows political and civic freedoms – will begin to satisfy the widespread desire of Libyans for representative and law-bound government. Yet, it was never going to be an easy matter to find a way out of the historic cul-de-sac of Qaddafi’s creation. The revolt and its subsequent military efforts have been comparatively unorganised affairs. While the Interim Transitional National Council (TNC) – the institution designed to govern opposition-controlled territory – has been making some progress in developing political and military structures in the east, it is most improbable that it has or can soon acquire the capacity to take on the business of governing the country as a whole. The assumption that time is on the opposition’s side and that the regime will soon run out of ammunition or fuel or money (or will be decapitated by a lucky bomb or overthrown by a palace coup) similarly substitutes wishful thinking for serious policymaking. Although such predictions might turn out to be true – and it is difficult to assess in the absence of reliable estimates of Qaddafi’s resources – time almost certainly is not on the Libyan people’s side. Given its mounting political and human costs, assessments that simply sustaining the present military campaign or increasing pressure will force Qaddafi out soon enough reflect a refusal to reconsider current strategy and envisage alternatives other than a major military escalation. But even if, in the event of such an escalation, the regime should soon suffer total military defeat, it would be reckless to ignore the possibility that the outcome may be not a transition to democracy but rather a potentially prolonged vacuum that could have grave political and security implications for Libya’s neighbours as well as aggravate an already serious humanitarian crisis. Casualties and destruction mount, the country’s division deepens, and the risk of infiltration by jihadi militants increases as the military confrontation draws out. Economic and humanitarian conditions in those parts of Libya still under regime control will worsen, and the part of the unwelcome and undeserved economic as well as political and security burden borne by Libya’s neighbours will grow. The prospect for Libya, but also North Africa as a whole, is increasingly ominous, unless some way can be found to induce the two sides in the armed conflict to negotiate a compromise allowing for an orderly transition to a post-Qaddafi, post-Jamahiriya state that has legitimacy in the eyes of the Libyan people. A political breakthrough is by far the best way out of the costly situation created by the military impasse. This will require a ceasefire, the deployment of a peacekeeping force to monitor and guarantee this under a UN mandate and the immediate opening of serious negotiations between regime and opposition representatives to secure agreement on a peaceful transition to a new, more legitimate political order. Such a breakthrough almost certainly necessitates involvement by a third party or third parties accepted by both sides. A joint political initiative by the Arab League and the African Union – the former viewed more favourably by the opposition, the latter preferred by the regime – is one possibility to lead to such an agreement. They could build on ongoing efforts by the African Union and the UN Special Envoy, Abdul Ilah Khatib. But no breakthrough can happen without the leadership of the revolt and NATO rethinking their current stance. Their repeatedly proclaimed demand that “Qaddafi must go” systematically confuses two quite different objectives. To insist that, ultimately, he can have no role in the post-Jamahiriya political order is one thing, and almost certainly reflects the opinion of a majority of Libyans as well as of the outside world. But to insist that he must go now, as the precondition for any negotiation, including that of a ceasefire, is to render a ceasefire all but impossible and so to maximise the prospect of continued armed conflict. To insist that he both leave the country and face trial in the International Criminal Court is virtually to ensure that he will stay in Libya to the bitter end and go down fighting. Only an immediate ceasefire is consistent with the purpose originally claimed for NATO’s intervention, that of protecting civilians. The argument that Qaddafi has failed to deliver a ceasefire ignores the fact that Security Council Resolution 1973 did not place responsibility for achieving a ceasefire exclusively on one side and that no ceasefire can be sustained unless it is observed by both sides. The complaint that Qaddafi cannot be trusted is one that can be levelled at any number of leaders on one side or another of a civil war. The way to deal with the issue is to establish the political conditions – by mobilising through concerted diplomacy a strong international consensus in favour of an immediate, unconditional ceasefire and serious negotiations – that will increase the likelihood that he keeps to his undertakings. Several principles therefore should guide the immediate search for a negotiated settlement: Mediation by third parties trusted by both sides, perhaps a joint African Union/Arab League proposal; A two-phase ceasefire – first, a mutual truce declaration between the regime and the Interim Transitional National Council (TNC) to agree on issues such as the location of peace lines, deployment of peacekeeping forces and delivery of humanitarian assistance; second, a mutual declaration of a cessation of fighting and announcement of talks on the shape and modalities of the transition to a new Libyan state; Ensuring that the ceasefire not only stops the fighting but also leads directly to political negotiations between the TNC and the Qaddafi regime; Making a clear distinction between Qaddafi “going” – ceasing to have any political role or power – as a key element of the desired political end result and his “going” immediately, as the precondition of everything else; Making clear from the outset that neither Qaddafi nor any of his sons will hold any positions in either the government of the post-Jamahiriya state or the interim administration put in place for the duration of the transition period; Making clear that all Libyans, including those who have up to now served the Qaddafi regime, will enjoy equal civil rights, including the right to political representation, in the post-Jamahiriya state; Providing Qaddafi with an alternative to a trial before the ICC; and Making clear that any post-Jamahiriya state must have real and properly functioning institutions; be governed by the rule of law; and explicitly guarantee the principle of political representation, which implies genuine political pluralism. The present conflict clearly represents the death agony of the Jamahiriya. Whether what comes after it fulfils Libyans’ hopes for freedom and legitimate government very much depends on how and when Qaddafi goes. This in turn depends on how – and how soon – the armed conflict gives way to political negotiation allowing Libya’s political actors, including Libyan public opinion as a whole, to address the crucial questions involved in defining the constitutive principles of a post-Jamahiriya state and agreeing on the modalities and interim institutions of the transition phase. The international community’s responsibility for the course events will take is very great. Instead of stubbornly maintaining the present policy and running the risk that its consequence will be dangerous chaos, it should act now to facilitate a negotiated end to the civil war and a new beginning for Libya’s political life. Cairo/Brussels, 6 June 2011 Related Tags More for you Event Recording / Middle East & North Africa What Happened in Derna (Online event, 5 October 2023) Our Journeys / Middle East & North Africa When the Dams in Libya Burst: A Natural or Preventable Disaster? Also available in Also available in Arabic