A house destroyed by security services in Dagestan. CRISIS GROUP/Varvara Pakhomenko Report / Europe & Central Asia 16 марта 2016 6 minutes Джихад на экспорт? Северокавказское подполье и Сирия Share Facebook Twitter Email Linkedin Whatsapp Сохранить Печать Download PDF Full Report Also available in Chinese, Simplified Chinese, Simplified Russian English Краткое содержание В последние два года на Северном Кавказе, где на протяжении двух десятилетий идет затяжной вооруженный конфликт, отмечалось резкое снижение насилия. Это частично объясняется тем, что большинство радикалов из региона примкнули к вооруженным группировкам в Ираке и Сирии. К июню 2015 года большинство групп северокавказского подполья присягнуло на верность Исламскому государству (ИГ, организация запрещена в РФ), позже получив статус его новой «провинции» – «Вилаята Кавказ». Однако некоторые малочисленные группировки в Дагестане и Кабардино-Балкарии сохраняют верность региональной джихадистской организации «Имарат Кавказ» (ИК, организация запрещена в РФ), хотя база их поддержки и операционные возможности сведены до минимума. Россия и ИГ находятся в состоянии прямого конфликта друг с другом: российские силовики заявили, что в 2015 году они предотвратили несколько инспирированных ИГ терактов; ИГ не раз угрожало нанести удар по России и взяло на себя ответственность за уничтожение самолета над Синайской пустыней 31 октября, когда погибли 224 россиянина, возвращавшихся из Египта, и за два теракта в южном Дагестане. Наряду с защитой национальной безопасности России необходимо безотлагательно приложить усилия для достижения подлинной дерадикализации, и эффективнее разрешать накопившееся легитимное недовольство жителей Северного Кавказа, систематически работать над преодолением первопричин насилия в регионе. Условия для тех, кто ведет вооруженный джихад на Северном Кавказе, качественно изменились в период подготовки к Олимпиаде-2014 в Сочи. Российские силовые структуры разгромили и парализовали деятельность ИК, почти лишив его возможности осуществлять операции и коммуникацию, в то время как то, что ИГ называет своим «пятизвездным джихадом» набирало популярность. К нему подключились сотни жителей региона и выходцев с Северного Кавказа в европейских и ближневосточных диаспорах. В результате экспорта джихада с Северного Кавказа на Ближний Восток у России появились новые враги, а конфликт из регионального превратился в глобальный. Накануне Олимпиады, когда в России началось активное наступление на салафизм, Турция стала популярным направлением как для российских джихадистов, использовавших ее для транзита в Сирию, так и для мирных консервативных мусульманских семей, которые сделали эту страну своим новым домом. «Новые мухаджиры» (иммигранты) из России образовали тесно связанные, почти самодостаточные общины, в основном в Стамбуле и его пригородах. До тех пор пока в 2015 году в Турции не произошли инспирированные ИГ теракты, власти не сильно беспокоили ни тех, ни других. Русскоговорящие представители ИГ, которые помогали новоприбывшим пересечь сирийскую границу, могли спокойно осуществлять свою деятельность. Несколько высокопоставленных представителей и идеологов ИК, которые переправляют людей в группировки, не относящиеся к ИГ, по сообщениям, также оперируют на территории Турции. Кроме того, с 2003 года в Турции были убиты восемь человек, связанных с чеченским подпольем (последний из них – в 2015 году); по некоторым данным, лицами, действовавшими по заданию российской Федеральной службы безопасности (ФСБ). Власти Турции заявляют, что часто у них нет достаточных доказательств, которые позволили бы более решительно, но в рамках закона пресекать подобную деятельность. Тем не менее, с недавних пор они существенно усилили меры безопасности. Выходцы с Северного Кавказа воюют в Ираке и Сирии не только на стороне ИГ, но и на стороне «Джабхат ан-Нусры» (организация запрещена в РФ), а также в независимых группах, не аффилированных ни с одной из этих организаций; обычно под командованием чеченцев. Благодаря своей репутации бесстрашных бойцов чеченцы быстро продвигаются до уровня командиров небольших групп либо занимают позиции второго-третьего уровня в ИГ. Самым высокопоставленным выходцем с Северного Кавказа в ИГ является Абу Омар Шишани, по сообщениям, недавно тяжело раненый или убитый в ходе американских бомбардировок. По имеющейся информации, его военные успехи, особенно лидирующая роль в захвате иракской провинции Анбар и части восточной Сирии, помогли Абу Бакру аль-Багдади провозгласить халифат. Также Умар Шишани смог добиться того, чтобы противостояние с Россией стало важным пунктом повестки ИГ. Стремясь укрепить свое положение в ИГ, Шишани и его амбициозный соратник, пропагандист из Карачаево-Черкесии Абу Джихад, в 2014 году приступили к кооптированию северокавказского подполья. Итогом стал почти всеобщий переход северокавказских боевиков в ИГ. Утверждается, что накануне Олимпиады российские силовые структуры открыли границы для местных радикалов, чтобы дать им возможность выехать за пределы Северного Кавказа, хотя одновременно власти криминализовали участие в вооруженных формированиях за рубежом «в целях, противоречащих интересам Российской Федерации». Однако со второго полугодия 2014 года власти сократили отток, начав охоту как на вербовщиков и сборщиков средств для ИГ, так и на потенциальных боевиков. Вместе с тем усилилось давление на законопослушных салафитов, особенно в Дагестане. В Чечне политика в отношении салафитов традиционно еще жестче. МВД Чечни регулярно проводит кампании против них. По сообщениям, в 2015 году многих задержали, в конце года несколько человек исчезли. Глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров ведет неконфронтационную политику: он не позволил официальному духовенству захватить главную салафитскую мечеть в Насыр-Корте и пытается консолидировать верующих республики. В Кабардино-Балкарии фундаменталисты тоже не жалуются на систематические притеснения со стороны силовиков. По мнению многих северокавказских салафитов, основной мотивацией выходцев из региона отправиться на вооруженный джихад в Сирию являются религиозные убеждения. Непосредственно религиозный контекст подкрепляется глубоким недовольством, которое подталкивает к радикализации: неразрешенные конфликты, неподотчетное и непрозрачное государственное управление, неудовлетворительные социально-экономические условия, а также глубокое чувство несправедливости и отчужденности. ИГ предлагает сторонникам вооруженного джихада на Кавказе альтернативу суицидальной борьбе у себя дома и делает отъезд с целью выполнения своих религиозных обязательств еще более убедительным. Представляя себя эгалитарным социальным государством, ИГ выделяет квартиры и денежные пособия семьям боевиков и предлагает возможность карьерного роста по заслугам, а также публичной мести за то, что воспринимается ими как унижение мусульман во всем мире. Для того чтобы остановить поступление серьезного подкрепления ИГ со стороны Северного Кавказа, России необходимо выработать стратегию дерадикализации, объединив интеллектуальные ресурсы из разных областей и дисциплин, включая экспертов по региону, непредубежденных сотрудников силовых структур, работников образования и умеренных религиозных лидеров. Законопослушные фундаменталистские лидеры могут значительно повлиять на молодежь. Кроме того, важно создание контролируемых, но безопасных каналов возвращения к мирной жизни и программ, направленных на предотвращение радикализации в тюрьмах. Пожалуй, самым мощным оружием против вербовщиков могут стать личные истории тех, кто, разочаровавшись, вернулся из Сирии и Ирака. Рекомендации Для искоренения первопричин радикализации Правительству Российской Федерации: Признать, что радикализации способствуют неразрешенные конфликты, накопленные противоречия и ограниченные возможности для развития региона. Активно устранять эти факторы путем введения более демократических процедур и установления верховенства права, обеспечения разумной децентрализации, социально-экономического развития и занятости молодежи, улучшения качества государственных услуг, особенно образования. Способствовать трансформации религиозного конфликта между приверженцами традиционного ислама и фундаменталистами, для чего способствовать диалогу между суфиями и салафитами в Дагестане, Чечне и Ингушетии и прикладывать дополнительные усилия по интеграции законопослушных салафитских общин в жизнь остальной части общества по всему Северному Кавказу. Повысить качество работы следственных органов, поддерживать усилия по выявлению коррупции и экономических преступлений и привлечению к ответственности за них; одновременно положить конец безнаказанности правоохранителей и систематически эффективно расследовать заявления о серьезных нарушениях прав человека. При формировании молодежной политики на Северном Кавказе больше внимания уделять досугу молодежи, поощрять самореализацию; выработать продуманные и тонкие методы противодействия радикальному влиянию из-за рубежа. Для предотвращения дальнейшей радикализации Правительству Российской Федерации: Усилить способность следственных органов справедливо и в рамках закона привлекать к ответственности джихадистов, возвращающихся с Ближнего Востока; поощрять их добровольный вклад в антиэкстремистскую пропаганду более мягкими приговорами. Отделять законопослушных фундаменталистов от тех, кто практикует насилие; сфокусировав силовые меры на последних; прекратить репрессии в отношении законопослушных салафитов, особенно в Чечне; бороться с дискриминационной риторикой и практикой преследования людей за их религиозные убеждения. Министерству внутренних дел Республики Дагестан: Отказаться от дискриминационных практик в отношении законопослушных салафитов, в том числе постановки их на профилактический учет как экстремистов и незаконных задержаний, ограничений свободы передвижения, обысков и взятия крови и слюны на анализ (иначе как в рамках уголовного дела). Прекратить давление на салафитские мечети и их закрытие и не производить его иначе, как по решению суда, основанному на объективном расследовании. Содействие дерадикализации Национальному антитеррористическому комитету: Развивать мягкие методы противодействия вооруженному подполью, включая создание программ выхода для радикалов, не совершивших тяжких преступлений, которые хотят вернуться из Сирии и Ирака. Возродить и усилить мандаты республиканских комиссий по адаптации боевиков, чтобы они могли работать с возвращающимися джихадистами; более конструктивно привлекать к сотрудничеству их родственников и лидеров умеренных фундаменталистов в рамках общих усилий по идеологическому противодействию вооруженному джихадизму. Правительству Российской Федерации: Создать исследовательскую группу по дерадикализации с участием независимых экспертов, представителей правоохранительных органов и силовых структур, преподавателей, журналистов и религиозных лидеров, включая законопослушных салафитов; поручить ей выработку методики и правительственной программы по дерадикализации джихадистов. Изучить возможность создания федеральной программы по дерадикализации экстремистски настроенной молодежи, адаптации бывших джихадистов, а также по предотвращению радикализации в тюрьмах. Усилить сотрудничество и обмен информацией с Европейскими странами, включая Турцию. Брюссель, 16 марта 2016 г. Download pdf to continue reading the full report Executive Summary Violence in Russia’s North Caucasus, which has experienced deadly conflict for two decades, is down substantially the last two years – partly because most of its radicals have joined the foreign fighters in Syria and Iraq. By June 2015, most North Caucasus insurgent groups had sworn allegiance to the Islamic State (IS), later to be designated its new “province”, Vilayat Kavkaz. Some small groups in Dagestan and Kabardino-Balkaria remain loyal to the Caucasus Emirate (CE), the regional violent jihadist organisation, but its support and capacity are now minimal. Russia and IS are in direct conflict: security officials announced they prevented a number of IS-inspired terrorist acts in 2015; IS pledged to harm Russia and claimed destruction of the October flight over the Sinai Desert in which 224 Russians returning from Egypt died and two attacks in Dagestan. In parallel to protecting its national security, Russia should invest in effective de-radicalisation, while urgently addressing legitimate grievances in the North Caucasus better and systematically coping with the root causes of its violence. The conditions for those pursuing militant jihad in the North Caucasus qualitatively changed in the lead-up to the 2014 Sochi Olympics. Russian security agencies defeated and paralysed the CE, whose operations and communication became largely impossible at the same time as what IS calls its “five-star jihad” became increasingly popular. A few thousand North Caucasians joined that fight from their homeland and their diasporas in Europe and the Middle East. The export of the North Caucasus jihad to the Middle East has made Russia new enemies and transformed the problem from national to global. Since the pre-Olympic clampdown on Salafism in Russia, Turkey has become a popular destination for both Russian jihadists transiting to Syria and peaceful conservative Muslims with families who made it their new home. The “newmuhajirun” (immigrants) from Russia have formed tight, rather self-sustainable communities mostly in and around Istanbul. Until IS-inspired terrorist acts hit Turkey in 2015, the authorities had not shown much concern with either group. Russian-speaking IS liaisons who helped new arrivals cross the Syrian border operated effectively. Several high-profile CE operatives and ideologues have reportedly also worked from Turkey, facilitating transit to groups other than IS. In addition, eight figures linked to the Chechen insurgency have been assassinated in Turkey since 2003, the most recent in 2015, allegedly by Russian federal security service (FSB) proxies. Turkish authorities say they often lack sufficient evidence on which to act more resolutely but legally against such activities. They have, however, considerably tightened security recently. North Caucasians fight in Iraq and Syria not only for IS, but also for Jabhat al-Nusra, as well as in rebel groups not affiliated with either and mostly under Chechen commanders. Due to their reputation as fearless fighters, Chechens are often promoted quickly to command of small groups, or to second- and third-rank positions in IS. Abu Omar (Umar) Shishani, the most senior-positioned North Caucasian in IS, was reportedly wounded or killed in a recent U.S. strike. His military achievements, particularly leading operations to capture Iraq’s Anbar province and parts of eastern Syria, reportedly helped Abu Bakr al-Baghdadi to declare his caliphate and put Russia high on the agenda of IS. In an effort to strengthen their power in IS, Shishani and his ambitious confidante and propagandist from Karachay-Cherkessia, Abu Jihad, set out in 2014 to co-opt the North Caucasus insurgency. This eventually resulted in the almost overwhelming defection of North Caucasus fighters to IS. Russian security services allegedly opened borders for local radicals to leave the North Caucasus before the Olympics, even though Russia has criminalised participation in armed groups abroad which contradict the “interests of the Russian Federation”. Since the second half of 2014, however, the authorities have reduced the outflow and systematically hunted down recruiters and fundraisers, as well as potential fighters, while also intensifying pressure on non-violent Salafis, especially in Dagestan. In Chechnya, policies toward Salafis have traditionally been even harsher. The Chechen interior ministry routinely carries out campaigns against them; reportedly, many were detained in 2015 and some disappeared late in the year. The Ingush leader, Yunus-Bek Yevkurov, pursues a non-confrontational policy; he prevented official clergy from seizing the most important Salafi mosque in Nasyr-Kort and tries to consolidate believers in the republic. Similarly, Kabardino-Balkaria fundamentalists do not complain of systematic security-service harassment. The region’s Salafis emphasise that religion is a key motivation for North Caucasians to join violent jihad in Syria. The immediate religious context is influenced by deeper underlying grievances that drive radicalisation, including unresolved conflict, often unaccountable and non-transparent governance, poor socio-economic conditions and a deep sense of injustice and disenfranchisement. The opportunity presented by IS gives violent Caucasus jihadists an alternative to a suicidal enterprise at home, making departure to pursue religious commitments even more compelling. Radicals convince youth that hijjra (emigration) to IS or fighting for it is the individual obligation (fardh ‘ajn) of each Muslim, and those who abstain fail in duty to Allah. IS in turn portrays itself as a feasible political project with an efficient Islamic government. Claiming to be an egalitarian welfare project, it provides flats and subsidies for fighters’ families. It likewise offers opportunity for merit-based promotion and publicised revenge for perceived global humiliation of Muslims. If powerful reinforcements for IS from the North Caucasus are to be staunched, Russia needs to develop a de-radicalisation strategy that pools intellectual resources from various fields and across disciplines, including experts on the region, open-minded security officials, educators and moderate religious leaders. Law-abiding fundamentalist leaders can play a significant role in influencing young people. Creation of controlled but safe channels for return and programs to prevent radicalisation in prisons are also important. Accounts of those who have returned disillusioned from Syria and Iraq are perhaps the most powerful weapon against recruitment. Recommendations To address the root causes of radicalisation To the government of the Russian Federation: Recognise that unresolved grievances and conflicts, as well as limited development opportunities are strongly conducive to radicalism, and address them vigorously by establishing more democratic procedures and rule of law; ensuring reasonable decentralisation, socio-economic development and youth jobs; and improving social services, especially education. Encourage genuine transformation of sectarian conflict between traditional and fundamentalist Muslims by facilitating Sufi-Salafi dialogue in Dagestan, Chechnya and Ingushetia, and increasing efforts to integrate non-violent Salafi communities into the social mainstream across the North Caucasus. Improve law-enforcement agency investigations and support efforts to pursue and prosecute corruption and economic crimes; and end at the same time law-enforcement impunity and investigate systematically and effectively allegations of serious human rights violations. Strengthen the focus of youth policies in the North Caucasus on preventing idleness and encouraging other ways of self-realisation; and devise more sophisticated ways to combat radical influences from abroad. To prevent further radicalisation To the government of the Russian Federation: Strengthen investigators’ capacity to prosecute jihadists returning from the Middle East fairly; and reward voluntary contributions to anti-extremism propaganda by softening sentences. Distinguish between violent and law-abiding fundamentalists, focusing law-enforcement efforts on the former; cease repression of non-violent Salafis, especially in Chechnya, unless they violate the law; and oppose any discriminatory rhetoric and practices targeting individuals for religious beliefs. To the interior ministry of the Republic of Dagestan: Halt discriminatory practices against non-violent fundamentalist believers, including registering them as extremists, and – other than within the framework of a criminal case – detaining them, restricting their movements and submitting them to unsanctioned searches and blood and saliva tests. Cease pressuring and closing Salafi mosques other than after a credible investigation and pursuant to a judicial decision. To facilitate de-radicalisation To the National Anti-Terrorism Committee: Strengthen soft-power counter-insurgency, including creation of exit programs for radicals who have not committed grave crimes and wish to return from Syria and Iraq. Revive and strengthen the mandates of the republican commissions for the rehabilitation of fighters to deal with returning jihadists; and engage more constructively with families of jihadists and law-abiding fundamentalist leaders in joint efforts to combat violent jihadism ideologically. To the government of the Russian Federation: Create a de-radicalisation research group of independent experts, law-enforcement and security service professionals, educators and media and religious leaders, including law-abiding Salafis, and task it to develop a feasible de-radicalisation methodology and government program. Consider setting up a federal program aimed at de-radicalisation of Islamist extremists, rehabilitation of ex-jihadists and prevention of radicalisation in prisons and enhance cooperation and information exchange with European countries, including Turkey. Brussels, 16 March 2016 Related Tags More for you Podcast / Europe & Central Asia The Moscow Attack, Afghanistan’s Islamic State Branch and the Ukraine War Q&A / Europe & Central Asia ISIS Strikes Moscow