Нужен ли новый суд для преследования незаконной войны России в Украине?
Нужен ли новый суд для преследования незаконной войны России в Украине?
A view shows graves of Ukrainians killed in fighting amid Russia's attack on Ukraine, at a cemetery in Kharkiv, Ukraine. January 31, 2023. REUTERS / Vitalii Hnidvi
Q&A / Global 19 minutes

Нужен ли новый суд для преследования незаконной войны России в Украине?

Российское полномасштабное вторжение в Украину заставило задуматься о том, как привлечь к ответственности высших должностных лиц Кремля за это вопиющее нарушение международного права. Международная кризисная группа анализирует плюсы и минусы трех основных вариантов, которые обсуждаются в настоящее время.

Что проиcходит?

Вскоре после начала незаконного полномасштабного вторжения России в Украину в феврале 2022 года международные юристы, государственные деятели и ученые выступили за создание нового трибунала для суда над российским руководством по обвинению в преступлении агрессии. По мере увеличения количества погибших и роста разрушений в результате российской войны группа ведущих экспертов более чем из 30 стран начала обсуждать вопрос о создании такого трибунала. Инициаторы дискуссии считают, что полномасштабное вторжение России является тяжким международным преступлением и грубым нарушением международного порядка, которое не должно остаться безнаказанным. Они полагают, что реальная ответственность, которая может наступить только в случае наказания для решивших развязать войну, необходима для подтверждения запрета на агрессию в рамках международного права и для сдерживания подобных войн в будущем.

Что такое преступление агрессии? Почему для него необходим новый трибунал?

Преступление агрессии — это прежде всего нарушение запрета на применение силы, предписанного международным правом. За крайне редкими исключениями, статья 2(4) Устава ООН запрещает такое применение силы. Само преступление агрессии придает этому запрету силу, делая возможным привлечение к уголовной ответственности лиц, виновных в серьезных нарушениях данного запрета. Как еще будет сказано ниже, впервые это преступление было признано частью обычного международного права Международным военным трибуналом в Нюрнберге после Второй мировой войны. Трибунал для суда над бывшими руководителями побежденной Германии учредили победившие в войне союзники.

После Нюрнберга, на протяжении большей части холодной войны, эта область международного уголовного права находилась в «спящем состоянии». Прошло пять десятилетий, прежде чем преступление агрессии вновь оказалось в центре внимания международного сообщества. Римский статут Международного уголовного суда (МУС), разработанный в 1990-х годах, определил преступление агрессии как потенциальное правонарушение, подпадающее под юрисдикцию суда. Однако из-за разгоревшейся по этому поводу полемики и определение этого преступления, и введение его в действие были отложены на более поздний срок.

Данное преступление может быть совершено лицом, статус которого позволяет «контролировать» или «направлять» политическую или военную деятельность государства.

На конференции 2010 года в Кампале (Уганда) государства-участники МУС внесли поправки в Римский статут для определения преступления агрессии, которые вступили в силу в 2018 году. Участники конференции определили, что преступление агрессии предполагает планирование, подготовку, инициирование или осуществление «акта агрессии», который по своему характеру, тяжести и масштабам «представляет собой явное нарушение Устава ООН». Принятые в Кампале поправки вносят определенные уточнения в содержание преступления агрессии: среди прочего, это также любое вторжение или нападение вооруженных сил одного государства на территорию другого, любая последующая военная оккупация и аннексия территории с применением силы. Также в этих поправках уточняется, что ответственность за преступление агрессии лежит на высшем руководстве и тех, кто принимает решения: данное преступление может быть совершено лицом, статус которого позволяет «контролировать» или «направлять» политическую или военную деятельность государства.

В то же время в Кампальских поправках к Римскому статуту есть и существенная лазейка. Речь идет о том, что «суд не осуществляет свою юрисдикцию по преступлениям агрессии, если они совершены гражданами данного государства или на его территории» в отношении государств, не присоединившихся к Римскому статуту. Это означает, что МУС недвусмысленно лишен возможности предъявить обвинения в агрессии многим из сильнейших мировых держав, включая США, Китай и Россию, а также таким значимым странам, как Индия, Израиль, Саудовская Аравия и Турция, поскольку они не являются участниками соглашения. Разумеется, этот пробел в юрисдикции МУС возник не случайно. В ходе проходивших в Кампале переговоров о введении в действие преступления агрессии США предпринимали активные усилия, чтобы поправки к Римскому статуту не привели к привлечению к уголовной ответственности американских военнослужащих.

Таким образом несмотря на то, что Украина признала юрисдикцию МУС, хотя и не стала его государством-участником, сфера действия суда на территории Украины ограничена подпадающими под его юрисдикцию преступлениями, не связанными с агрессией. К ним относятся все преступления, охватываемые Римским статутом до 2018 года, т. е. военные преступления, преступления против человечества и геноцид. Однако суд не обладает юрисдикцией в отношении преступлений агрессии, совершенных Россией (или другими государствами, не являющимися участниками МУС) в Украине или где-либо еще.

Существуют ли прецеденты судебного преследования за преступление агрессии?

Пока таких прецедентов было немного. Подавляющее большинство случаев относится к периоду Второй мировой войны, точнее, после поражения и оккупации нацистской Германии и империалистической Японии. Как уже было сказано, союзники создали Международный военный трибунал (МВТ) в немецком Нюрнберге. Это был основной орган, где были привлечены к ответственности немецкие политические, военные и экономические лидеры за «преступления против мира», т. е. за «планирование, подготовку, инициирование и ведение агрессивных войн». В дальнейшем в Нюрнберге прошли так называемые Малые нюрнбергские процессы, в рамках которых судили официальных лиц отдельных ведомств нацистской Германии. В Азии японских лидеров судили за преступления против мира в Международном военном трибунале для Дальнего Востока, учрежденном союзниками в Токио.

Но помимо этих случаев международные прецеденты весьма малочисленны. Специальные международные уголовные трибуналы, созданные после холодной войны (например, суды Совета безопасности ООН для рассмотрения дел о зверствах в бывшей Югославии и Руанде в 1990-х годах) не обладали юрисдикцией в отношении преступлений агрессии. Как отмечалось выше, начиная с 2018 года МУС расширил свою юрисдикцию на рассмотрение дел о преступлениях агрессии, но обвинения по ним так и не были предъявлены.

Дела о преступлениях агрессии также могут рассматривать национальные судебные органы отдельных стран, но и в этом случае примеров мало. Недавний пример — внутренние судебные процессы в Украине по обвинению в преступлении агрессии в результате российского вторжения 2014–2015 гг. В 2019 году украинский суд признал виновным бывшего президента Виктора Януковича соучастником «развязывания агрессивной войны». Но поскольку в 2014 году Янукович бежал в Россию (где и находится по сей день), Украина судила его заочно.

Каковы варианты создания нового трибунала для рассмотрения дел о преступлении агрессии? Какие из них предпочтительны для Украины и ее партнеров?

Хотя МУС не обладает юрисдикцией в отношении преступления агрессии, связанного с войной России в Украине, привлечь виновных к ответственности мог бы другой суд. Например, как и в случае с Януковичем, отдельных лиц могли бы судить украинские суды. Но, согласно международному праву, эти суды, вероятно, должны будут признать иммунитет главы государства и правительства России, а также ее министра иностранных дел. То же самое относится и к другим государствам, которые в своем национальном законодательстве криминализировали агрессию и теоретически могли бы установить универсальную юрисдикцию в отношении подозреваемых в преступлениях россиян, если бы те оказались на их территории. Но, как и Украина, эти государства, вероятно, столкнутся с проблемами иммунитета в рамках международного права, если попытаются привлечь к ответственности высшее руководство России.

Поэтому сторонники судебного преследования за преступление агрессии в первую очередь сосредоточились на создании нового трибунала, который мог бы утвердить юрисдикцию всех ответственных за войну вплоть до самого президента Владимира Путина. Хотя многие из этих призывов к созданию нового трибунала еще нуждаются в уточнениях, можно выделить три основные модели:

  • Первый вариант — создание трибунала на основании многостороннего договора между Украиной и «добровольной коалицией» государств по образцу Международного военного трибунала в Нюрнберге.
  • Второй вариант — создание трибунала на основании соглашения между Украиной и ООН, одобренного резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН. Сторонники этого варианта приводят в качестве прецедента трибуналы, созданные на основании соглашений между ООН, с одной стороны, и Сьерра-Леоне и Камбоджой, с другой.
  • Третий вариант — создание специального гибридного суда, основанного на национальном законодательстве Украины, но включающего международные элементы.

Украина и ее западные партнеры пока не пришли к единому мнению по поводу того, какой из этих вариантов является оптимальным. Сторонниками первых двух сценариев являются страны Балтии, Польша и Бельгия, а также премьер-министр Великобритании Гордон Браун (выступающий за первый вариант). Они утверждают, что эти гипотетические международные суды смогут «пробить» абсолютный статусный иммунитет, которым первая тройка руководителей России (глава государства, глава правительства и министр иностранных дел), вероятно, будет пользоваться даже в случае гибридного судебного преследования в рамках национального законодательства. Любой из первых двух вариантов позволит трибуналу добраться прямо до вершины кремлевской иерархии.

Сторонники третьего варианта признают, что в рамках инициативы, предполагающей суд в Украине, преследовать тройку российских лидеров, пока те находятся у власти, будет невозможно. Но, в то же время возможен выбор других целей.

Что касается третьего варианта, то его наиболее активным сторонником на сегодняшний день является Германия. Похоже, такой сценарий получил поддержку и у других ключевых партнеров Украины, хотя этого нельзя сказать о самой Украине. В дополнение к очевидной поддержке со стороны Франции, Италии и, возможно, Великобритании об одобрении идеи создания своего рода «интернационализированного трибунала» заявили США. Сторонники третьего варианта признают, что в рамках инициативы, предполагающей суд в Украине, преследовать тройку российских лидеров, пока те находятся у власти, будет невозможно. Но, в то же время возможен выбор других целей. Например, речь может идти о депутатах российской Госдумы, голосовавших за вторжение, и представителях тройки после сложения их полномочий. Правда, в Киеве, кажется, по этому поводу не испытывают особого энтузиазма. Заместитель главы офиса президента Украины Андрей Смирнов в недавнем интервью отверг идею гибридного трибунала как неконституционную (хотя то, пройдет ли он проверку на конституционность, вероятно, будет зависеть от уровня международного участия). Смирнов также предположил, что привязка такого трибунала к судебной системе Украины создаст впечатление, будто преступление агрессии — это всего лишь двусторонний спор между Украиной и Россией.

Так или иначе, шансы на то, что в обозримом будущем какое-либо российское официальное лицо будет помещено под стражу одним из подобных органов, весьма малы. Поэтому основная разница между описанными сценариями, вероятно, заключается в следующем. Международный суд, на основе первых двух вариантов, теоретически может заочно судить «тройку», тогда как гибридный суд, созданный по третьему варианту, не сможет судить ее ни при каких обстоятельствах.

Каковы потенциальные преимущества создания трибунала по преступлениям агрессии?

Сторонники нового трибунала склонны считать, что беспрецедентные масштабы преступления агрессии требуют повышенного внимания общественности. Например, бывший премьер-министр Великобритании Браун ссылается на решение Международного военного трибунала в Нюрнберге. Тогда было отмечено, что развязывание агрессивной войны «является тягчайшим международным преступлением, главным отличием которого от иных военных преступлений заключается в том, что оно представляет собой концентрированное зло как таковое». Вероятно, это означает, что стремление преследовать преступления агрессии сохранится вне зависимости от того, насколько энергичные усилия предпримут МУС и другие суды в преследовании зверств и совершающих их лиц. (Следует отметить, что действуют они довольно энергично: в марте МУС выдал ордера на арест президента Путина и российского уполномоченного по правам ребенка Марии Львовой-Беловой за военные преступления, связанные с незаконной передачей и депортацией украинских детей).

Сторонники нового трибунала приводят и другие аргументы, ссылаясь, в частности, на необходимость соблюдать запрет международного права на применение силы, когда произошло его вопиющее нарушение со стороны России. Как уже отмечалось, некоторые сторонники трибунала утверждают, что преследование российских официальных лиц, ответственных за конфликт, необходимо для сдерживания будущих агрессивных войн. Юрист-международник Филипп Сэндс считает, что преследование Путина в международном трибунале еще больше делегитимизирует его и, возможно, создаст стимул для его ближайшего окружения «выйти из игры», либо предоставить Украине и ее партнерам рычаги влияния в будущих переговорах. Украинские официальные лица также предполагают, что осуждение российского руководства за преступление агрессии поможет усилиям Украины заставить Россию выплатить репарации (вероятно, из российских активов, замороженных за рубежом).

Существуют ли разногласия между Западом и странами так называемого Глобального Юга, когда речь идет о поддержке трибунала по преступлениям агрессии?

Да. За пределами Украины трибунал поддерживают западные партнеры Киева. Министр иностранных дел Украины Дмитрий Кулеба заявил, что над этим проектом идет совместная работа более 30 государств, и большинство из них, судя по всему, западные. О полной поддержке создания «соответствующего механизма для преследования за преступление агрессии» уже объявили все страны-члены Евросоюза, хотя как отмечалось выше, у них разные взгляды на то, как должен выглядеть этот механизм. США медлили с ответом, но в конце марта и они поддержали идею «интернационализированного» механизма, который, надо полагать, является некой разновидностью гибридного варианта. Учитывая давние опасения США, в особенности представителей Пентагона, что перед международным правосудием могут предстать американские официальные лица, прийти к такому решению, вероятно, было непросто.

Напротив, государства так называемого Глобального Юга отнеслись к идее создания трибунала по преступлению агрессии против Украины гораздо прохладнее, чем западные страны. Как отмечала Международная кризисная группа, многие незападные страны охотно осуждают агрессию Москвы, но при этом стремятся избежать поддержки конкретных санкций в отношении России. Имея зачастую нестабильную экономику и собственные национальные интересы, мало кто из них захочет оказаться в положении, когда им придется выбирать между соперничающими великими державами, ведущими войну за тысячи километров от них. Кроме того, эти страны осознают, что глобальные усилия в области уголовного правосудия направлены на государства такого же типа, как они сами, в особенности на те, которые были противниками Запада. Западные же державы, наоборот, в основном избегали ответственности перед международными органами за собственные злоупотребления (включая волну конфликтов после терактов 11 сентября 2001 года). Кроме того, страны Глобального Юга могут быть обеспокоены потенциальной эскалацией, которая способна затруднить урегулирование конфликта, уже создающего дополнительные проблемы для мировой экономики в тот момент, когда она пытается оправиться от пандемии COVID-19.

В конце 2022 года Украина безуспешно продвигала резолюцию Генассамблеи ООН с одобрением идеи трибунала.

Некоторые из этих опасений уже высказывались в ООН. В ноябре 2022 года только 94 из 193 стран-членов ООН поддержали резолюцию Генеральной Ассамблеи о выплате Россией послевоенных репараций. Некоторые страны, например, Индонезия, утверждали, что обсуждение этого варианта навредит будущим мирным переговорам. Аналогичные, а то и более сильные сомнения касались идеи трибунала по преступлению агрессии. В конце 2022 года Украина безуспешно продвигала резолюцию Генассамблеи ООН с одобрением идеи трибунала и обращалась к генеральному секретарю ООН Антониу Гутерришу с просьбой изложить варианты создания подобного органа. Гутерриш, увязший в тяжелых переговорах с Россией о сохранении Черноморской зерновой инициативы, соглашения, которое было заключено в июле 2022 года и позволило Украине возобновить морские поставки зерна на мировой рынок, — заявил, что не хочет участвовать в этом проекте. В свою очередь, США, Великобритания и многие европейские союзники Украины предостерегли ее от вынесения плана на голосование. А когда в феврале 2023 года Генассамблея все же проголосовала за расширенную резолюции в поддержку суверенитета Украины, небольшой параграф о необходимости обеспечить привлечение к ответственности за совершенные на территории Украины преступления вызвал замечания со стороны незападных стран. Они сочли его контрпродуктивным. Среди тех, кто публично выразил озабоченность по этому поводу, была Нигерия, крупная африканская страна, которая в остальном поддерживала Украину.

Некоторые европейские дипломаты, заинтересованные в создании трибунала, говорят, что согласованная лоббистская кампания западных стран изменит позицию других государств. Однако более скептически настроенные официальные лица прогнозируют, что такое предложение может получить не более 60, либо, возможно, не более 90 голосов на Генассамблее ООН.

Каковы другие опасения по поводу создания трибунала по преступлению агрессии?

Многие из опасений по поводу нового трибунала по преступлению агрессии перекликаются с опасениями по поводу расследований МУС, направленных против высокопоставленных российских руководителей. Главное из них заключается в следующем: такие действия могут быть расценены как попытки Запада сменить режим в Москве. В целом сторонники трибунала по преступлению агрессии не выступают за это прямо. Но реальность — и это обстоятельство не останется незамеченным в Москве — заключается в том, что Путин и его ближайшее окружение, скорее всего, могут быть привлечены к ответственности только после потери власти. Учитывая то, как преступление агрессии определено в Римском статуте, единственными потенциальными обвиняемыми в рамках международного трибунала являются или являлись бы высокопоставленные официальные лица, руководившие военной или политической деятельностью российского государства. Даже гибридный украинский трибунал, на данный момент не имеющий полномочий преследовать «тройку», скорее всего, может быть оформлен как механизм, который сможет привлечь ее к ответственности в некий неопределенный момент в будущем, когда эти люди уже не будут облечены полномочиями.

Как уже отмечала Международная кризисная группа, намеки на заинтересованность в смене режима являются контрпродуктивными и потенциально опасными. Такие сигналы дадут понять Кремлю, что его выбор: либо победа, либо потеря власти и судебное преследование. В глазах российского руководства это сделает войну экзистенциальной. Конечно, в Кремле уже могут воспринимать ставки в игре именно так, да и в любом случае Россия не проявляет никаких признаков заинтересованности в мирных переговорах. Тем не менее, убежденность российского руководства в этой конкретной угрозе не поможет, поскольку страхи могут привести к эскалации, в том числе к потенциальному применению ядерного оружия, если в Кремле предвидят поражение на поле боя. Хотя политика России ни в коем случае не предполагает автоматического применения ядерного оружия в случае военного поражения, опубликованная доктрина допускает подобное, если под угрозой находится само существование государства — и Путин и его команда не будут первыми мировыми лидерами, которые отождествляют себя и свою власть с государством.

Кроме того, следует принять во внимание следующие соображения.

Во-первых, если западные державы будут настаивать на трибунале, то они могут столкнуться с еще большими дипломатическими трудностями с российским руководством по другим вопросам. До сих пор, несмотря на ожесточенные разногласия по Украине, западные и российские дипломаты продолжали работать в Совете безопасности ООН над урегулированием других кризисов. Создание трибунала для преследования преступления агрессии, как и выдача ордеров на арест в МУС, может поставить под угрозу действующую дипломатию и ее преимущества, например, возобновление миссии помощи Афганистану и трансграничный канал для гуманитарной помощи Сирии.

Во-вторых, как уже отмечалось выше, преследование российских лидеров способно осложнить любые потенциальные дипломатические меры по урегулированию конфликта, какой бы отдаленной эта перспектива ни казалась сейчас. Если такие переговоры начнутся, то российские лидеры почти наверняка потребует освобождения от уголовной ответственности. Неясно, как западные страны удовлетворят эту просьбу, если преследование будет осуществляться в международном суде (варианты один и два). Как и в случае с преследованием в МУС, возможны варианты, в рамках которых Совет безопасности в соответствии с Уставом ООН мог бы использовать полномочия, позволяющие отменить большинство международных обязательств в поддержку такого урегулирования. Однако неясно, согласятся ли на это члены Совбеза и будут ли такие действия считаться законными. Если трибунал будет закреплен в украинской юрисдикции (третий вариант), то возможны более гибкие решения, поскольку украинские официальные лица по каждому конкретному случаю смогут принимать решения о снятии обвинений или помиловании. Но и в силу политических причин, да и просто потому, что агрессия считается преступлением международного масштаба, за которое недопустима безнаказанность, в настоящее время нельзя ожидать, что официальные лица публично рассмотрят такую возможность.

Авторитетные юристы в области международного уголовного права, включая бывшего прокурора МУС, предостерегают, что создание специального трибунала для преследования только российского руководства станет стимулом для избирательного правосудия.

В-третьих, авторитетные юристы в области международного уголовного права, включая бывшего прокурора МУС, предостерегают, что создание специального трибунала для преследования только российского руководства станет стимулом для избирательного правосудия, поскольку такой трибунал не будет обладать юрисдикцией в отношении других преступлений агрессии, совершаемых по всему миру. Противники этого решения придерживаются точки зрения, что более справедливым было бы расширение юрисдикции МУС по преступлениям агрессии и ликвидация лазейки для государств, не являющихся его участниками. Это позволит судить представителей не только России, но и других не участвующих стран. Критика избирательного правосудия, находящая отклик во многих странах Глобального Юга, станет особенно болезненной, если с созданием нового трибунала будут тесно связаны США. Россия в таком случае сможет указать на то, что это государство вряд ли является участником с высокими моральными принципами, когда речь идет о преследовании преступления агрессии. С российской стороны также могут отметить, что на конференции в Кампале США способствовали принятию таких поправок к Римскому статуту, которые оградили их от будущего судебного преследования. Москва также могла бы указать на такие неоднозначные случаи применения силы со стороны США, как вторжение в Ирак в 2003 году (которое многие считают агрессией) и защиту аннексии Израилем Голанских высот (которую многие считают незаконным завоеванием).

В-четвертых, по меньшей мере отдельные из предполагаемых преимуществ создания нового трибунала представляются сомнительными. Мы почти ничего не можем сказать о том, станет ли перспектива судебного преследования за агрессию мотивом к «выходу из игры» для ближайшего окружения Путина. В то же время в Киеве некоторые считают, что уголовное преследование является необходимым или достаточным основанием для того, чтобы заставить западные державы использовать конфискованные российские активы для выплаты компенсации Украине. Наконец, с точки зрения усиления запрета на применение силы и сдерживания будущих агрессивных войн, неясно, как создание международного или гибридного суда поспособствует достижению этих целей, если российские лидеры не окажутся под стражей. Более того, существует риск, что судебные преследования в рамках такого процесса будут единичными или вовсе безуспешными, и это лишь усилит ощущение, будто совершение агрессии может остаться без судебного наказания.

Сторонникам идеи создания трибунала эти опасения известны. Однако они склонны считать, что хотя бы теоретического соблюдения принципа ответственности за агрессию — вероятно, это самая реальная возможность со времен Нюрнбергского процесса, — будет достаточно. Что же касается частностей, то могут прозвучать и такие утверждения: поскольку сама идея мира с Путиным путем переговоров в настоящее время представляется невозможной, любые потенциальные проблемы, которые может создать новый трибунал, имеют в основном теоретический характер. Некоторые также отвергают гипотезу, что позиция Путина существенно изменится из-за уголовного преследования, не обладающего серьезными правоприменительными полномочиями (тем более, МУС уже сделал шаг в этом направлении, выдав ордера на арест Путина и Львовой-Беловой). Наконец, вне зависимости от того, упоминают ли об этом некоторые государства, поддерживающие третий (гибридный) вариант трибунала, они могут считать, что процесс, основанный на украинском законодательстве, в итоге может оказаться менее опасным для Кремля и более гибким, чем международный процесс. Подобный трибунал даст украинским лидерам возможность снимать обвинения, предлагать помилование и даже участвовать в обмене пленными.

Каковы перспективы заочных судебных процессов?

Украина уже предложила провести суд над российским руководством заочно, но эта идея пока не получила широкой поддержки из-за опасений по поводу легитимности такого процесса. Тем не менее, существует по меньшей мере один прецедент заочного судебного разбирательства по преступлениям агрессии. Международный военный трибунал в Нюрнберге заочно судил личного секретаря Адольфа Гитлера Мартина Бормана, оправдав его за преступления против мира, но признав виновным в военных преступлениях и преступлениях против человечности и приговорив к смертной казни. Несмотря на этот прецедент, последующие международные уголовные трибуналы в целом не одобряли подобные процессы. Украина публично не высказывалась о том, как будут проходить заочные судебные слушания и будет ли проводиться последующее очное разбирательство, если обвиняемый в итоге окажется под стражей.

Насколько срочно нужно создавать трибунал по преступлениям агрессии?

На данном этапе усилия по созданию нового трибунала, похоже, набирают обороты. Украине явно не нравится гибридный вариант, который продвигают США, Франция и Германия, и она, возможно, не захочет идти на поводу даже у таких могущественных покровителей. Тем не менее, есть и другая опция.

Новый трибунал не обязательно нужно создавать тотчас же. Он не должен непременно начать свою работу в разгар боевых действий, когда исход конфликта, перспективы мирных переговоров и будущая конфигурация власти и в России, и в Украине остаются весьма размытыми. Трибунал может быть создан в том маловероятном случае, при котором некие силы внутри России отстранят президента Путина от власти и предоставят ему возможность предстать перед судом за рубежом. Тем временем государства, поддерживающие Украину, могли бы сосредоточить силы на поддержке расследований, сборе и сохранении доказательств, которые однажды могут быть предъявлены в ходе судебных разбирательств по делу об агрессии. В качестве первого шага государства Евросоюза уже согласились поддержать создание Международного центра по расследованию за преступление агрессии в Гааге (МЦ), и эту инициативу также одобрили США.

Поэтапный подход будет иметь ряд очевидных преимуществ. Более желательным выглядит именно временный орган, наподобие МЦ, с перспективой создания трибунала в тот момент, когда реальное судебное преследование с меньшей вероятностью осложнит переговоры, чем создание международного или гибридного трибунала для суда над Путиным. Кроме того, если Украина примет окончательное решение о создании гибридного трибунала на основе украинского законодательства в будущем, то конституционных законодательных преград для этого, когда в стране не будет ни военного, ни чрезвычайного положения, будет меньше. Поэтапный подход также устранит риск того, что международный или гибридный трибунал решит судить российских чиновников заочно, что может быть расценено как подрыв гарантий справедливого судебного разбирательства и ценностей справедливости, которые пытается продвигать Запад.

Разумеется, у выжидательной позиции имеются и другие последствия — например, может произойти так, что внимание ведущих политиков переключится на что-то другое. Поэтому сторонники нового трибунала (по меньшей мере среди западных стран), которые по понятным причинам не хотят, чтобы возмутительный акт агрессии остался безнаказанным, почти наверняка не пожелают упустить этот момент политической воли, чтобы укрепить норму, лежащую в основе международного права. Все эти соображения требуют тщательного анализа, равно как и озабоченности, о которых говорилось выше. Не следует отмахиваться и от возможного сценария, при котором неверные действия усугубят разногласия между Западом и Югом, помешают мирным переговорам или, пусть и постепенно, дадут импульс эскалации, — все это в угоду искомым нормативным выгодам с недоказанной ценностью. Как бы то ни было неприятно, в настоящее время лучший курс — осторожное движение. Это подразумевает, что конкретные усилия будут сосредоточены на сборе доказательств для возможного судебного преследования, если и когда позволят обстоятельства; также это подразумевает сдерживание более решительных действий до того момента, когда миру и правосудию служить можно будет с большей уверенностью.

Subscribe to Crisis Group’s Email Updates

Receive the best source of conflict analysis right in your inbox.