Report / Middle East & North Africa 13 июля 2011 5 minutes Народные протесты в Северной Африке и на Ближнем Востоке (VII): медленное самоубийство сирийского режима Share Facebook Twitter Email Linkedin Whatsapp Сохранить Печать Download PDF Full Report Also available in English Russian English Arabic КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ Отчаянные попытки сирийского режима выжить любой ценой могут закончится для него катастрофой. Такого сценария развития событий, тем не менее, вполне можно было избежать. Несмотря на то, что движение протеста, несомненно, пользуется серьезной общественной поддержкой и становится сильнее день ото дня, оно еще не набрало критической массы. Башар Асад, в отличие от других свергнутых арабских лидеров, был в полном смысле слова популярным президентом. Многие сирийцы опасаются хаоса, анархии и распада страны. Таким образом, у властей были определеные рычаги воздействия, которые давали некоторые надежды на урегулирование взрывоопасной ситуации. Эти надежды, однако, пропадут втуне, если режим и дальше будет действовать в избранном ключе. Основные силы были брошены на репрессивные действия и подавление протестов. Робкие запоздалые предложения по проведению политических реформ остались почти незамеченными. Асад был дискредитирован. Режим в значительной мере утратил внутреполитическую легитимность, опиравшуюся в основном на внешнеполитический курс. Международное сообщество - главным образом, опасаясь утратить контроль над ситуацией в случае нарушения статус-кво - занимает выжидательную позицию, избегая прямого вмешательства. Это, несомненно, разумная тактика - возможные негативные последствия такого шага значительно перевешивают потенциальные дивиденды - но, возможно, неверная стратегия. Граждане Сирии проявили удивительную устойчивость к центробежным тенденциям раскола по конфессиональному признаку, опровергнув утверждения режима о неизбежности межконфессиональных столкновений и исламизации. Это, несомненно, не гарантирует стабильного демократического будущего, но это хорошее начало, заслуживающее признания и поддержки. Вспыхнувшие протесты застали режим врасплох, но, к счастью для властей, участникам акций протеста первоначально не удалось воспользоваться преимуществом внезапности. Это позволило правительству перегруппировать силы и выработать комплексную стратегию: нагнетение напряженности и игра на страхах населения, особенно представителей меньшинств; пропагандистская деятельность с целью квалификации демонстрантов в качестве иностранных агентов-подстрекателей и воинствующих исламистов; обещание проведения ограниченных реформ. Основной частью стратегии, однако, были и остаются жестокие репрессии. Причины последовавших вооруженных столкновений до конца не ясны. Вульгарная пропаганда и запрет освещения событий иностранными журналистами сыграли свою роль. Со своей стороны, участники акций протеста утверждают, что демонстрации носят абсолютно мирный характер. Но подобные заверения трудно увязать со свидетельствами очевидцев и жестокими убийствами сотрудников органов безопасности. Вероятнее всего, вооруженное сопротивление силам безопасности было оказано представителями неоднородного кластера, состоящего из членов организованных преступных группировок, милитаризированных исламистских организаций, поддерживаемых из-за рубежа структур, а также участниками демонстраций в порядке самообороны. Но самое главное не это. Подавляющее большинство погибших - участники мирных акций протеста, а подавляющее большинство актов насилия было совершено представителями служб безопасности. Режим преследовал совершенно определенную цель: оценить, играя на страхах анархии и дестабилизации, степень вовлечения населения и удержать от активных действий наиболее инертных представителей демонстрантов. Механизм сработал в отношении определенной части общества, однако, итоговый результат для властей оказался абсолютно негативным. Жестокие и, зачастую, сумбурные и лишенные всякой логики действия представителей служб безопасности создали больше проблем, чем решений: есть все основания полагать, что именно акты насилия стали основной причиной роста и радикализации движения протеста. По мере эскалации кризиса и расширения списка требований протестующих власти вынуждены были признать необходимость проведения реформ. Впрочем, не отреагировав на первые призывы демонстрантов, режим оказался в положении "ведомого": любые предложенные правительством меры - которые, возможно, были бы приняты протестующими, будь они предложены ранее - были обречены на провал. Последнее выступление Башара Асада 20 июня 2011 г хорошо иллюстрирует создавшееся положение. В выступлении были выдвинуты предложения проведения серьезных конституционных реформ, включающих окончание монополии партии Баас - именно то, чего добивались участники движения протеста во время первых выступлений. Но время ушло и лозунги изменились. Теперь демонстранты требуют уже не реформы режима, а его смены. Более того, власти, предоставив относительную свободу действий силам безопасности, стали во все возрастающей степени зависеть от сторонников жесткой линии среди представителей последних. В результате, вероятность того, что режим проведет обещанные реформы - даже в случае искренности его намерений - неуклонно снижается. Представители режима утверждают, что многие сирийцы не разделяют позицию протестующих и даже относятся к нему с известной долей недоверия, полагая что демонстранты суть троянский конь исламистов и что падение режима неизбежно перерастет в гражданскую войну на конфессиональной почве. Такие опасения небеспочвенны. Уровень поляризации Сирии после начала протестов несомненно повысился. Основная причина - политика устрашения режима, хотя акты насилия в отношении сотрудников сил безопасности также сыграли свою роль. Несмотря на то, что число противников режима растет, многие, особенно в Дамаске, продолжают поддерживать власти, предпочитая правление Асада туманным перспективам смутного будущего. Возможностей для компромисса становится все меньше. В результате возникла патовая ситуация. Позиции участников акций протеста усиливаются, но критическая масса - параметры критической массы подразумевают поддержку протестующих жителями столицы - не достигнута. Режим, со своей стороны, сумел, в некоторой степени, организовать своих сторонников, однако утрата доверия со стороны большей части населения и потеря легитимности делают урегулирование ситуации практически невозможным. Пат, однако, не может продолжаться вечно. С одной стороны, экономические условия ухудшаются и серьезный экономический кризис - вполне вероятный сценарий - может означать падение режима. С другой стороны, силы безопасности, в основном формируемые из представителей алавитов, все чаще выражают недовольство низким уровнем заработной платы и тяжелым графиком работы. В том случае если алавиты придут к выводу, что для них настало время защищать родные селения вместо того, чтобы охранять обреченные на гибель властные структуры - режим обречен. Может ли международное сообщество в таких обстоятельствах предпринять конструктивные действия? Многие наблюдатели, особенно в США и Европе, отвечают на этот вопрос положительно и требуют принятия более активных мер. С объективной точки зрения, однако, возможности международного сообщества ограничены. Военное вмешательство крайне маловероятно и, в случае реализации, привело бы к катастрофическим последствиям: гражданская война на межконфессиональной почве, которой международное сообщество пытается избежать, дальнейшее нарастание нестабильности в волатильном регионе и подтверждение пропагандистских идей режима Асада, неоднократно заявлявшего, что восстание - дело рук иностранных заговорщиков. Санкции против официальных лиц могут сыграть положительную роль, хотя потенциал этого инструмента уже практически исчерпан. Расширение режима санкций на экономическую сферу негативно скажется на простых сирийцах и может привести к обратным желаемым результатам, как это произошло в Ираке в 1990-х гг. Для привлечения внимания к нарушениям прав человека и минимизации подобных нарушений важное значение имеет международное осуждение событий в Сирии. В этом отношении, несомненно, важным шагом стало посещение послами западных стран города Хам, обстановка в котором остается крайне напряженной и где сохраняется возможность крупномасштабных вооруженных столкновений. Однако потенциал подобных шагов ограничен. Некоторые наблюдатели призывают к международному признанию нелегитимности режима и требованию отставки Башара Асада. Такие благие пожелания не изменят сложившейся ситуации. В конечном итоге, основным критерием должна служить позиция самих сирийцев и на сегодня ситуация такова: несмотря на то, что значительная часть населения стремится к свержению режима, далеко не все разделяют такие взгляды. Ангажированность международного сообщества в данный момент может рассматриваться этими сирийцами как неправомерное вмешательство во внутренние дела государства. Осторожный подход мирового сообщества к событиям в Сирии вызывает недовольство и даже возмущение участников акций протеста. Это вполне объяснимо, однако такая осторожность может - парадоксальным образом - обернуться для оппозиции благом. Шансы на то, что режим прислушается к внешнему давлению, откуда бы оно не исходило, катастрофически малы и основная ответственность лежит на протестующих: им необходимо противостоять пропаганде партикуляризма, обнадежить тех - прежде всего, представителей религиозных меньшинств - кто обеспокоен тем, какую форму примет будущее правительство и создать широкую политическую платформу, пользующуюся общественной поддержкой. Способность протестующих к координированным действиям в независимости от конфессиональной принадлежности удивила многие наблюдателей. И, что более важно, эта способность опровергает утверждения властей, что с их уходом Сирию ожидает неминуемый хаос или установление исламистского теократического режима. Дамаск/Брюссель, 13 июля 2011 г. Download pdf to continue reading the full report Executive Summary Desperate to survive at all costs, Syria’s regime appears to be digging its grave. It did not have to be so. The protest movement is strong and getting stronger but yet to reach critical mass. Unlike toppled Arab leaders, President Bashar Assad enjoyed some genuine popularity. Many Syrians dread chaos and their nation’s fragmentation. But whatever opportunity the regime once possessed is being jeopardised by its actions. Brutal repression has overshadowed belated, half-hearted reform suggestions; Bashar has squandered credibility; his regime has lost much of the legitimacy derived from its foreign policy. The international community, largely from fear of the alternative to the status quo, waits and watches, eschewing for now direct involvement. That is the right policy, as there is little to gain and much to lose from a more interventionist approach, but not necessarily for the right reasons. The Syrian people have proved remarkably resistant to sectarian or divisive tendencies, defying regime prophecies of confessional strife and Islamisation. That does not guarantee a stable, democratic future. But is a good start that deserves recognition and support. Taken by surprise by the outbreak of unrest, the regime was lucky that protesters initially were unable to press their advantage. That gave the authorities time to regroup and put in place a multi-faceted response: stoking fear, especially among minorities; portraying demonstrators as foreign agents and armed Islamists; pledging limited reforms. Most of all, though, was brutal repression. The violence that has ensued is clouded in some mystery. Crude propaganda from the regime and its policy of banning outside reporters has ensured this. Protesters claim they are entirely peaceful, but that assertion is hard to reconcile with witness testimony and with the vicious murder of several security officers. More plausibly, criminal networks, some armed Islamist groups, elements supported from outside and some demonstrators acting in self defence have taken up arms. But that is a marginal piece of the story. The vast majority of casualties have been peaceful protesters, and the vast majority of the violence has been perpetrated by the security services. The regime had a purpose. By sowing fear of instability, it sought to check the extent of popular mobilisation and deter the regime’s less committed detractors. But while it appears to have had the desired impact on some Syrians, the balance sheet has been overwhelmingly negative from the authorities’ standpoint. The security services’ brutal and often erratic performance has created more problems than it has solved, as violence almost certainly has been the primary reason behind the protest movement’s growth and radicalisation. As the crisis deepened, the regime gradually recognised the necessity of reform. Playing catch-up with protester demands, it always lagged one if not several steps behind, proposing measures that might have had some resonance if suggested earlier but fell on deaf ears by the time they were unveiled. This was particularly true of Bashar’s most recent (20 June 2011) speech. His suggestions of far-reaching constitutional reforms, including the end of Baath party rule, encapsulated much of what the protest movement, at its inception, had dreamed. By then, however, demonstrators had turned to something else. It is not regime reform they are pursuing. It is regime change. What is more, by giving a relatively free hand to security forces, the regime has become increasingly dependent on and indebted to its more hardline elements. This has made it far less likely that it ultimately will carry out what it has proposed; even assuming it truly wishes to. Officials argue that many Syrians still see things differently, that they are wary of the protest movement, suspecting it is a Trojan horse for Islamists and that the fall of the regime would mean sectarian civil war. They have a point. Largely due to regime scare tactics – but also to some of the violence against security forces – the country has become more polarised. A growing number want to see the end of the regime; many still cling to it as better than an uncertain alternative, particularly in Damascus. The middle ground has been shrinking. The result has been an apparent stalemate. Protesters gain ground but have yet to cross the crucial threshold that requires enlisting the capital. The regime scores some points by rallying its supporters, but the crisis of confidence with much of the population and loss of legitimacy is almost surely too deep to be overcome. But it would be wrong to bet on the status quo enduring indefinitely. Economic conditions are worsening; should they reach breaking point – a not unimaginable scenario by any means – the regime could well collapse. Predominantly Allawite security forces are overworked, underpaid and increasingly worried. Should they conclude that they ought to protect what still can be salvaged – their own villages – rather than try to defend what increasingly looks doomed – the existing power structure – their defection also would precipitate the end of the regime. Under the circumstances, is there anything the international community can usefully do? Many commentators in the U.S. and Europe in particular believe so and are clamouring for a more muscular response. In truth, options are limited. Military intervention is highly unlikely; it also would be unquestionably disastrous. It could unleash the very sectarian civil war the international community wishes to avoid, provoke further instability in an already unstable neighbourhood and be a gift to a regime that repeatedly has depicted the uprising as the work of foreign conspirators. Sanctions against regime officials can be of use, though this instrument almost has been exhausted; going further and targeting economic sectors that would hurt ordinary Syrians would backfire and risk a repeat of the unfortunate Iraqi precedent of the 1990s. International condemnation is valuable insofar as it keeps the spotlight on – and potentially deters – human rights violations. In this respect the visits by Western ambassadors to Hama, where the prospect of major violence threatens, were welcome. But there are limits to what such steps can accomplish. To do what some are calling for (denounce the regime as illegitimate, insist that Bashar step down) are feel-good options that would change little. Ultimately, what matters is the judgment of the Syrian people; while many clearly wish to topple the regime, others have yet to reach that conclusion. A premature determination by the international community potentially could be viewed by those Syrians as undue interference in their affairs. The world’s cautious attitude has been a source of deep frustration and even anger for the protesters. That is entirely understandable, yet such caution might well be a blessing in disguise. The regime is unlikely to respond to international pressures, regardless of their provenance. Ultimately, the burden lies with the protesters to counter the regime’s divisive tactics, reassure fellow citizens – and in particular members of minority groups – who remain worried about a successor regime, and build a political platform capable of rallying broad public support. Already their ability to transcend sectarian divides has confounded many observers. More importantly, it has given the lie to a regime that has made a business out of preying on fears of a chaotic or Islamist alternative to its own brutal reign. Damascus/Brussels, 13 July 2011 Related Tags More for you Commentary / Europe & Central Asia Türkiye’s Syria Policy after Erdoğan’s Win Also available in Also available in Arabic Commentary / Middle East & North Africa Normalising Relations with Syria: How Significant?